В семье большого осьминога
Родились братья-близнецы.
Отец, увидев их с порога,
Вскричал: “Вот это молодцы!”

И закатили пир горою
Почти на целый океан,
И осьминог своей трубою
Сзывал гостей далёких стран.

Все собрались, все ели, пили,
Похваливали малышей,
Сперва всё тосты говорили
И пили, пили, кто быстрей.

Сначала пили за здоровье,
И хорошо вино пошло,
Ну а потом всё то застолье
В большую пьянку проросло.

Поднялся окунь — славный малый
С далёких северных широт, —
Немного вид имел усталый,
Но улыбался во весь рот.

“Друзья!” — сказал привычно фразу,
Хвостом прищёлкнул по воде,
На этом стоп: видать всё сразу
Перемешалось в голове.

Забыл он всё: зачем поднялся,
К чему в руках его бокал, —
И так отборно заругался,
Что стол от страха задрожал.

Кричал отцу он, осьминогу:
“Таких зелёных образин
Я не видал за всю дорогу
Вплоть до оврагов и низин.

Дорога ж не была короткой,
О, Боже мой! Зачем я шёл!”
И так он бил прямой наводкой,
Пока не опрокинул стол.

Цвет малышей был всё же черным,
Но стал папаша зеленеть:
Он-то был тихим и спокойным,
Но только если не задеть.

Аудитория притихла:
От окуня никто не ждал
Такого хамства, он же хрипло
Свою тираду продолжал.

Кричал, что вот, мол, слава Богу,
Что Он нам щупальцев не дал,
Какие дал Он осьминогу –
Тьху, гадость! Чёрт бы их побрал!

Что осьминог – абстрактной формы
(Чего тот точно не стерпел),
Что напивается без нормы,
Что устраняется от дел.

“Даёшь общественный субботник! –
Он, наконец, провозгласил, —
Трёхчасовой рабочий полдник!..”
Ну и поехал – покатил.

Потом забыл про осьминога,
Переключился на ежа:
“Сейчас скажу вам очень много,
На сердце руку положа!”

И заявил открытым текстом,
Что ёж – заядлый хулиган,
Известный беспощадным зверством
На весь, пожалуй, океан.

Что он вообще напоминает
Колючей проволки моток,
И кто моток тот размотает,
Тот преподаст ежу урок.

И дальше окунь не стеснялся,
В таком же духе продолжал.
А в зале тихо поднимался
Шумок, похожий на скандал.

Вот рыба-молот не сдержалась
И стулья начала громить,
А рыба меч ей попыталась
Свои услуги предложить.

И кашалот – ну, тоже, видно,
Вина немного перепил,
Потом за это было стыдно:
Он двух кальмаров проглотил.

Электроскат расправил плечи –
Лицо совсем он потерял:
Своих соседей целый вечер
Под напряжением держал.

Большое, в общем, оживленье
В гостей речь окуня внесла:
Обильно распалила пренья
И в мордобой переросла.

А началось всё безобидно:
Краб молча за столом сидел, —
Ему отлично было видно,
Кто в зале за кого болел.

Потом он встал, подумал стоя,
Ещё подумал и решил:
Ну что за спор без мордобоя,
Не спор – пустая трата сил.

И преспокойно с кулаками
Он на соседа налетел.
Они ударились боками
(По свойству притяженья тел).

Тут в зале началось такое,
Чего и впрямь не рассказать.
Но вдруг сигналами к отбою
Наш окунь послужил опять.

Затих он, не закончив фразу,
Завис беспомощно в воде:
Ещё раз, видимо, всё сразу
Перемешалось в голове.

Обрушились на всё застолье
Его слова, как водопад:
“Давайте ж выпьем за здоровье
Таких прелестненьких ребят!”

Все где стояли, там и сели.
Зал в изумлении застыл.
А осьминог ругнул все мели,
Три раза плюнул и уплыл.